Невиновная (1 сезон) смотреть онлайн - Лордфильм

Елена сидела на краешке скрипучей кровати в своей новой, почти пустой комнате, глядя на потёртый линолеум, который пах сыростью и чужими жизнями. Ещё недавно её мир был как мягкий свет свечи: Андрей заваривал ей кофе с корицей, Вика, смеясь, рисовала мелками на старом столе, а она, вернувшись с работы, падала в кресло и рассказывала, как очередной клиент назвал её "спасительницей спины". Её руки — её гордость, тёплые и точные — умели разминать узлы в чужих плечах, а дома они обнимали Вику так крепко, что та пищала: "Мам, ты меня задушишь!" Елена давно мечтала о своём деле, о маленьком массажном кабинете, где она могла бы включать джаз и ставить горшочки с сухой лавандой. И Андрей, её Андрей с его лукавой улыбкой и привычкой подшучивать над её вечной спешкой, сделал это реальностью. "Лен, у меня для тебя сюрприз, — сказал он в её день рождения, сияя, как пацан. — Зоя нашла тебе кабинет, теперь ты сама себе хозяйка". Елена тогда чуть не расплакалась, обняла его, а Зоя, хлопая в ладоши, кричала: "Ну всё, Ленка, теперь ты звезда!"

Но этот светлый день оказался зыбким, как первый лёд. Елена до сих пор помнила, как всё развалилось. Она стояла в своём кабинете, раскладывала масла с запахом мяты, когда дверь с грохотом влетела внутрь. "Руки вверх! Обыск!" — рявкнул кто-то в чёрной форме, и она замерла, сжимая в руках полотенце. Они перетрясли всё: выдергивали ящики, срывали занавески, а потом один из них, с усталым лицом, вытащил из-под кушетки свёрток. "Твоё?" — спросил он, хотя явно не ждал ответа. Елена закричала, что это не её, что она знать не знает, откуда это, но голос срывался, а в голове крутилось: "Это сон, это не со мной". Она посмотрела на Зою, которая стояла в дверях, но подруга только опустила глаза, будто её там и не было. Андрей приехал позже, обнял её, шепнул: "Мы разберёмся", но в его взгляде мелькнула тень, которую она тогда не поняла. А потом суд — холодный зал, чужие голоса, слова прокурора, что вгрызались в неё, как ржавые гвозди. Елена сидела, теребя край рукава, и ждала, что Андрей скажет хоть что-то. Но он молчал. А её увели.

Тюрьма стала для неё ледяной клеткой. Елена научилась не отвечать, когда соседки по камере шипели что-то про "массажисток с секретом", и глотать слёзы, когда надзирательницы орали: "Шевелись, торгашка!" Ночами она лежала, глядя в серый потолок, и вспоминала, как Вика однажды подбежала к ней с мокрым цветком: "Мам, это тебе, он как солнышко!" Эти слова грели её, когда холод пробирал до костей, а сердце ныло от тоски. Она мечтала, как выйдет, обнимет дочку, спросит у Андрея, почему он её бросил. Но когда её отпустили по УДО, она шагнула в пустоту. Дома не было никого — ни Вики с её звонким "мам!", ни Андрея с его привычкой оставлять ботинки у порога. Квартира стояла голая: только старый чайник да пара Викиных заколок под диваном. Елена упала на колени, прижимая эти заколки к груди, и зарыдала так, что голос сорвался на хрип.

Теперь её жизнь превратилась в отчаянный поиск. Она обзванивала всех, кого знала, ходила по старым местам, но люди либо отмахивались, либо бормотали: "Не в курсе". Зоя, которая когда-то пекла ей пироги и болтала до полуночи, теперь лепетала: "Лен, я не знаю, он просто пропал". Елена чувствовала, как внутри растёт что-то горячее и колючее. А ещё был Олег Коломыйцев — инспектор по УДО, который смотрел на неё, как на пятно, что не оттирается. Высокий, с прокуренным пиджаком и голосом, будто скрип двери, он приходил к ней с вопросами: "Где была? С кем говорила?" Елена ненавидела его — его мрачный взгляд, его манеру стучать пальцами по столу, его уверенность, что она виновата. Однажды она сорвалась: "Моя дочь пропала, а вы тут ищете, как меня загнать обратно! Помогите мне!" Олег выдохнул дым, прищурился и буркнул: "Докажи, что не врёшь. Тогда погляжу".

Это "погляжу" стало её соломинкой. Елена начала рассказывать — про Андрея, который был её первой любовью ещё со школы, про Зою, которая всегда казалась родной, про тот день, когда её жизнь украли. Она говорила, а слёзы текли сами, но она не вытирала их, потому что хотела, чтобы он увидел её боль. Олег слушал, хмыкал, а потом бросил: "Копай мужа. Слишком тихо он слинял". Елена задохнулась. Андрей? Её Андрей, который катал Вику на плечах и смеялся, когда она путала слова? Но чем больше она думала, тем больше замечала: его странные звонки по ночам, его "долги", про которые он отмахивался. А Зоя? Она вдруг стала реже звонить, а недавно Елена видела её в кафе — с новым телефоном и маникюром, который ей явно не по карману.

Они с Олегом начали копать. Он, хоть и ворчал, что "ты мне не сыщик", оказался цепким — находил людей, вытягивал из них слова, которые те прятали. Елена вспоминала всё: как Андрей однажды вернулся с порванной рубашкой, как Зоя слишком уж хвалила тот кабинет. Однажды ночью, перебирая старые вещи, она нашла коробку с их семейными фото. Там, среди снимков с Викиного первого шага, лежала записка: "Андрей, всё готово. Она не догадается". Елена замерла, чувствуя, как кровь стынет в жилах. Она вспомнила сериал Невиновная, где героиня нашла правду в старом письме, и побежала к Олегу. Он, выслушав, кивнул: "Проверим".

Через неделю они нашли Андрея. Он жил в деревне, в доме с покосившимся забором. Когда Елена вошла, её ноги подкосились — Вика сидела на полу, играя с куклой, и, увидев её, закричала: "Мамочка!" Елена обняла её, вдыхая её запах — смесь мыла и детской радости, и плакала, пока слёзы не кончились. Андрей стоял у окна, бормоча: "Лен, я не хотел, меня заставили". Заставили? Кто? Те, кому он задолжал? Те, кто подкинул наркотики? Олег, глядя на них, сплюнул в сторону: "Докажи, что не вернёшься к старому. Ради неё". Елена кивнула. Вика была жива, и это перекрывало всё.

Она не знала, что делать с Андреем — простить или вычеркнуть. Но дочка спала рядом, прижавшись к ней, и это было важнее. Олег, уходя, бросил: "Живи теперь по-новому". И она решила, что будет. Ради Вики она готова была пройти через что угодно — довериться даже тому, кого считала врагом, и заново построить жизнь, пусть с трещинами, но свою. Впервые за годы она заснула с лёгким сердцем, чувствуя тепло маленькой ладошки в своей руке. Может, этот путь, полный боли и открытий, всё-таки приведёт её к чему-то светлому.